Часть тура «Данджерос», с июня по август 1992 года, вместе с Майклом путешествовал Готам Чопра, сын его друга Дипака Чопры. Готаму было тогда семнадцать лет, но некоторые таблоиды позже бесстыдно врали, что ему было тринадцать!
О своем времени с Майклом Джексоном он говорит так: «За годы, когда вокруг имени Майкла возникли скандалы, я часто размышлял над тем временем, которое провел с ним, будучи тинэйджером. Люди спрашивают меня, испытал ли я рядом с ним что-либо странное или неловкое. Я отвечаю честно, что за все мои годы с ним, каждую секунду, я не видел в Майкле ничего, кроме достоинства и приличия, он ни разу не сделал ничего, что показалось бы мне скандальным. Вот так все просто».
Готам Чопра написал две статьи в своем блоге о Майкле Джексоне: первую — на следующий день после смерти Майкла, и вторую — в годовщину его смерти. Переводы этих статей следуют ниже.
Прочтите эти статьи внимательно. Помимо прочего, они объясняют, почему Майкл брал в компаньоны детей. Из-за своей немыслимой славы Майкл был вынужден вечно сидеть один в номере гостиницы, его редкие выходы в город были настоящей военной операцией с маскировками и толпами телохранителей. 17-летнему Готаму быстро надоело сидеть в номере с Майклом, когда остальные музыканты и работники тура проводили свободные дни, гуляя по городам Европы, а вечерами веселясь в клубах и встречаясь с девушками. Посидев пару месяцев с Майклом в номере, Готам спросил Майкла однажды, не обидится ли тот, если он пойдет гулять с ребятами. Майкл сказал: «Конечно, иди!». С тех пор Готам стал гулять с музыкантами, хотя ему и было неловко перед Майклом, что он оставляет его одного…
Вот поэтому Майкл и приглашал в компаньоны детей — детям не нужны бары, рестораны и девушки, их вполне устраивало играть в бумажные самолетики в номере гостиницы.
Примечание: Готам называет Майкла «Эм-Джеем» — в оригинале: «MJ», инициалы Майкла Джексона.
26 июня 2009 года, на следующий день после смерти Майкла Джексона, Готам Чопра опубликовал в своем блоге статью: «Как я писал песни вместе с моим другом Майком» (Ссылка на оригинал).
«Когда я учился на втором курсе колледжа и жил в общежитии (Университета Колумбия в Нью-Йорке), в комнате с четырьмя другими студентами, то каждый раз, когда звонил телефон, все мчались к нему, чтобы первыми взять трубку. Каждый хотел услышать «алло» на том конце провода, если вдруг окажется, что звонит мой друг Майкл Джексон.
Большинство тех дней Майкл обитал в пентхаусе отеля «Четыре Сезона», примерно в 60 кварталах от того места, где я жил на Вестсайде Манхеттена, рядом с Гарлемом. Я с радостью ехал в город, проходил секьюрити, которые знали, что мне позволен свободный доступ в номер Майкла, доезжал на лифте до самого верха и начинал заказывать доставку еды в номер и смотреть фильмы на Майклов счет. Рано или поздно мы с Майклом принимались за работу. Он работал над новым альбомом и просил меня помочь ему написать слова к песням. Это были неформальные отношения — я приезжал к нему с рюкзаком полным словарей, тезаурусов и книг с рифмами. Майкл напевал мелодию, объяснял, что хочет выразить этой песней, и мы пытались объединить наши способности и придумать что-нибудь. Мы придумывали великолепные вещи. В те дни Майкл взял с меня клятву хранить это в секрете. Я с радостью повиновался.
По окончании этих сессий — они обычно длились часов до двух ночи — Майкл шел в ванную комнату и возвращался с сумкой, которую доставал из-за унитаза. В ней он хранил несколько тысяч долларов. Он спрашивал меня, сколько я хочу. Я пожимал плечами, и он вручал мне пару тысяч долларов. Я засовывал свои словари, тезаурусы и книги рифм обратно в рюкзак, звонил приятелям и приглашал их встретиться со мной в городе. Через час мы уже отрывались в клубе «Флэшдансерс».
Майкл всегда с завистью слушал о моих похождениях с друзьями. Несколько раз он порывался пойти вместе со мной — надевал что-нибудь, изменяющее внешность — но в последнюю минуту отказывался от этой затеи, или его останавливали его телохранители, неодобрительно качая головами и говоря твердое «нет» его безрассудству. Тогда он наливал себе большой стакан апельсинового сока, устраивался перед телевизором с каким-нибудь старым фильмом и просил меня потратить лишние деньги за него. Я с радостью повиновался.
Моя дружба с Майклом была для меня очень особенной, и мне нравится думать, что для него было так же. Последние несколько лет мне всегда было неловко объяснять происхождение нашей дружбы — что я встретил его впервые, когда мне было пятнадцать, и что мы мгновенно нашли общий язык. Я провел много дней на его ранчо «Неверленд», моя сестра, мои двоюродные братья и сестры, или другие его друзья присоединялись к нам на той фантастическом территории, полной сладостей, аркадных игр, кино до поздней ночи и самых лучших на свете печений с шоколадными каплями.
Он тоже приезжал к нам домой в Массачусеттс (он дружил и с моим отцом), где он спал в гостевой комнате. Мою мать бесконечно веселило, что каждое утро Майкл пытался сам застелить свою постель (очень плохо) и вызывался приготовить нам завтрак (очень плохой). Затем, когда мне было лет семнадцать, Майкл пригласил меня поехать с ним — он отправлялся в Европу на самый крупный рок-концерт того времени (тур «Данджерос»), и нуждался в компаньоне. Я умолял родителей позволить мне поехать, и они в конце концов согласились. Неплохой способ провести летние каникулы между первым и вторым классом старшей школы.
За годы, когда вокруг имени Майкла возникли скандалы, я часто размышлял над тем временем, которое провел с ним, будучи тинэйджером. Люди спрашивают меня, испытал ли я рядом с ним что-либо странное или неловкое. Я отвечаю честно, что за все мои годы с ним, каждую секунду, я не видел в Майкле ничего, кроме достоинства и приличия, он ни разу не сделал ничего, что показалось бы мне скандальным. Вот так все просто.
Но вернемся к моим студенческим дням. Как-то вечером он позвонил мне в панике. Он только что женился на Лизе-Мари Пресли, и ему нужен был совет — в плане секса. Он ужасно нервничал и сказал, что хочет непременно впечатлить Лизу своим мастерством. Он спросил меня, могу ли я ему что-нибудь посоветовать. Я ответил коротко: «Предварительные ласки».
«Правда? — спросил он. — Девушкам это действительно нравится?».
За последние несколько лет наши с Майклом отношения развились и повзрослели. Мы оба стали отцами, и это стало главной темой наших разговоров последние месяцы. Возвращая любезность из моих дней в качестве его «советника по стихам для песен», он назвал моего сына, полу-индийца полу-китайца — «киндиец», и это прозвище навечно прилипло к маленькому Кришу Чен Зин Хуа Чопра. Мы обсуждали, как замечательно будет нашим детям расти вместе, стать такими же хорошими друзьями, как и мы, и вместе перевернуть мир. Майкл восхищался тем, что мне удалось найти жену, сохранить жену, и завоевать ее доверие. Я шутил, что все дело в предварительных ласках!
Несколько лет назад, когда его дочь Пэрис поранилась , он позвонил моей жене Кэндис (она врач), умоляя нас приехать и осмотреть ее. Мы приехали — Пэрис, упав с дерева, глубоко порезала кожу под глазом. Майкл был в отчаянии и признался мне, что чувствует себя самым ужасным в мире отцом. Я успокаивал его, пока Кэндис помогала Пэрис встать с кровати, где она лежала, чтобы мы могли отвезти ее в отделение скорой помощи, где ей наложат несколько небольших швов. Когда я объяснил Майклу наш план, он потащил меня в ванную комнату, вытянул сумку с тысячами долларов из-за унитаза, и спросил меня, сколько мне нужно, чтобы заплатить за прием в скорой помощи.
Я помотал головой: «На этот раз — за мой счет».
Покойся с миром, мой друг.
Готам Чопра»
25 июня 2010 года, в первую годовщину смерти Майкла, Готам Чопра написал статью в своем блоге: «Вспоминая моего друга Майкла Джексона» (Ссылка на оригинал)
«Я учился в старших классах, когда мой друг Майкл Джексон пригласил меня поехать с ним в турне. Он ехал в Европу, проводить самый крупный на то время рок-тур по его новому альбому «Данджерос». Я умолял родителей разрешить мне поехать. Мы тогда были знакомы с Майклом уже несколько лет и успели сдружиться. Он даже гостил в нашем доме в пригороде Бостона по нескольку дней. Не могу забыть, как он по утрам пытался прибрать свою постель в гостевой комнате в попытке впечатлить мою мать, чтобы его пригласили снова! Или тот неудавшийся завтрак, который он пытался приготовить для моей сестры и меня, и который мы с трудом глотали с фальшивыми улыбками, поскольку он внимательно следил, чтобы мы ели. Помимо того, что он был самым знаменитым человеком на планете, он был славный парень, так что в итоге родители сдались и отпустили меня.
Описать это одним словом: невозможно потрясающе (потому что одного слова недостаточно). Когда тебе семнадцать лет, и ты приятель величайшей рок-звезды мира — это неописуемо. Париж, Рим, Лондон, Мюнхен, Афины и так далее. Каждый город, в который мы приезжали, практически переставал работать, чтобы его принять. Где был Майкл, там за ним следовали миллионы камер. Воздух гудел от криков толпы, яркий свет славы тянулся шлейфом. И я испытал на себе гало-эффект, когда надевал его фирменные шляпы, его фирменные очки, и одну из бесчисленных крутых курток, которыми снабжала нас «Пепси». Частные самолеты, полицейские эскорты, марширующие солдаты (непонятно почему, самое любимое Эм-Джеем). Майкл был счастлив разделить со мной свою славу, потому что этой славы у него было столько, что он не знал, куда ее девать. Он шутил, что я могу занять его место в любой момент, когда захочу. Он понимал, что я купаюсь в лучах его славы, и он был этим счастлив.
Прибывая на стадионы за много часов до начала концерта, пока труппа репетировала, накладывала грим и надевала костюмы, я выходил на сцену, где десятки и десятки звукоинженеров, техников и установщиков готовили декорации и оборудование. Даже за четыре или пять часов до начала шоу тысячи фанатов проталкивались как можно ближе к сцене, чтобы быть поближе к Эм-Джею, когда начнется концерт. Вы видели на видеозаписях безумных фанатов, обезвоженных и ошеломленных, которых бригадам скорой помощи приходилось выносить из толпы. Я видел это вблизи и своими глазами — даже пару раз принимал в этом участие, когда фанаты начали падать дюжинами.
Во время самих концертов я иногда болтался за сценой, глядя, как Майкл выкладывается на всю катушку. Парень знал, как надо выступать, и наблюдать за этим было подобно медитации. А иногда я просто сидел в гримерке, доверху набитой конфетами, апельсиновым соком и видеоиграми.
После концерта Майкл возвращался в гримерку, а затем ему приходилось стоять, неловко приветствуя почетных гостей, знаменитостей, спонсоров и прочих, кто заслужил закулисные привилегии. Легко было заметить, что ему гораздо проще петь и танцевать перед стотысячной толпой, чем лично говорить с десятком людей.
По окончании этих формальностей, мы с ним ехали обратно в отель, обычно самый большой и лучший номер во всем городе. Номер Майкла почти всегда был укомплектован старыми фильмами, сладостями и апельсиновым соком. Тысячи обожающих фанов скандировали его имя на улице внизу, а мы болтали о музыке, о кино, видеоиграх, о девушках и, порой, о смысле жизни.
Но затем произошло кое-что неожиданное. Мне надоел весь этот блеск. Верите или нет, мне стало скучно сидеть в номере вдвоем с Эм-Джеем. Я начал ощущать клаустрофобию. Мне было семнадцать лет, я, черт возьми, в Европе, в окружении рок-группы и сексуальных танцовщиц, которые способны гнуться во всех направлениях, и певиц, которые брали волнующе высокие ноты. Они все любили погулять каждую ночь после концерта, и на следующий день во всеуслышание обсуждали свои похождения. Вскоре я набрался храбрости и спросил Майкла не возражает ли он, если после его концерта я пойду гулять с некоторыми из артистов.
Он не только согласился, но и стал заставлять меня обязательно пойти. Наряженным в его шляпу, солнечные очки и концертную куртку, получить лучший столик в ВИП-секции лучшего ресторана самого модного в городе клуба и восхищение местных девушек было проще, чем я мог себе представить. Часто, когда я возвращался после ночи в городе, Майкл звонил мне в номер и звал к себе. Я спешил в его апартаменты и начинал рассказывать о своих ночных приключениях и посвящал его в свежие сплетни нашей труппы. Мне не нужно было преувеличивать свои похождения, но я все равно это делал, потому что знал, что он испытывает вкус жизни через меня, и я был этому рад.
Говорить, что летние каникулы в старших классах — самые памятные времена твоей жизни, стало клише, но скажите мне, разве то мое лето могло не быть таковым? Многие годы я носил в себе впечатления того лета и моих многих приключений за то время, рассказывал о них и хвастался. Затем, конечно, когда имя Майкла стало замешано в скандалы вокруг мальчиков-подростков, внезапно мое лето, проведенное в качестве его друга-тинэйджера, утратило прежний блеск. Теперь это было клеймо, нечто, что сам я ценил, но определенно не рекламировал.
За многие годы мое братство с Майклом росло. Когда я пошел в колледж в Нью-Йорке и жил на окраине города, он жил в отеле «Четыре Сезона» в центре, и я виделся с ним регулярно, делился с ним студенческими приключениями. Годы позже, когда он стал отцом, он пригласил меня в «Неверленд», посмотреть «величайшее чудо, которое он создал» — его сына Принса. Прошло еще время. Я наблюдал как он столкнулся с агонией его драматического низвержения с вершины славы, затем его воскрешение благодаря его детям Принсу, Пэрис и Бланкету, и затем снова агонию его заката в тени событий, над которыми он был не властен.
В течение последних лет его жизни мне выпала честь снова увидеть его творчество вблизи и лично. Мы с ним работали вместе над графическим романом [комиксом], называвшемся «Обреченный» (THE FATED). На этот комикс у нас были большие планы. Мы хотели когда-нибудь поставить его как фильм, впечатлить его наставника Стивена Спилберга, и пригласить сниматься его любимого актера Уилла Смита. Это был типичный Эм-Джей в смысле процесса: он то напряженно работал, то периодически месяцами бездействовал. Роман был историей Рокзвезды, измотанной агонией славы, доведенной до отчаяния, и вдруг обнаружившей что его супер-популярность сделала его «обреченным» на нечто гораздо большее, чем просто славу и богатство. Конечно, я в конце концов сообразил, что Майкл давал мне заглянуть в свою собственную личную аллегорию, и я чувствовал себя польщенным, что помогаю это записать. К сожалению, мы так и не смогли закончить историю, и я остался с мрачным романом на руках, без достойного финала (примечание: я надеюсь с помощью Эстейта Майкла — некоторых очень способных и сознательных помощников — что мы однажды сможем представить «Обреченного» со всем достоинством, какого Майкл заслуживает).
Как и в «Обреченном», мы не увидели достойного окончания истории Майкла. Вместо этого осталось омраченное наследие, яркий свет славы пролился над некрополем безосновательных обвинений, опутавших его бесконечную нежность к его собственным детям. Мне смешно наблюдать, как за год после своей смерти Майкл был причислен к лику святых многими из тех же самых комментаторов, которые так беспощадно рвали его на куски, когда он был жив. Он увидел бы в этом иронию, и он называл их плохими именами — этот парень умел ругаться, как пьяный матрос.
Однажды вечером, ближе к концу турне, когда я готовился возвращаться в школу и в реальный мир, Майкл спросил меня, рад ли я, что поехал, хотя и не могу остаться до конца. Он знал, что я опечален из-за того, что я не мог остаться до конца турне. И все же это был безумный вопрос, и я так ему и сказал. «Ты смеешься? — ответил я. — Каждая секунда, что я был здесь, для меня была честью. Спасибо тебе, что позволил мне хотя бы ненадолго быть рядом с тобой».
Michael Jackson is INNOCENT 
Добавить комментарий