Майкл Джексон и искусство сострадания

Выдержка из книги Джозефа Вогеля.

Пожалуй, самая распространённая характеристика знаменитости — нарцисс. В 1988 году Джексон, несомненно, мог бы примерить её на себя. Он был самым известным человеком на планете. Где бы он не появился, начиналась форменная истерия. На следующий день после концерта на стадионе Prater в Вене, в газетах писали: «130 человек потеряли сознание на концерте Майкла Джексона». Если, по словам Джона Леннона, The Beatles были «популярнее Христа», то Джексону и Троица была нипочём.
В то же время, наслаждаясь вниманием к своей персоне, он чувствовал острую необходимость использовать известность не только в свою пользу. В 2000 году Майкл был упомянут в Книге рекордов Гиннесса как самая щедрая (в плане благотворительности) звезда. За свою жизнь Джексон потратил более 300 млн. долларов на благотворительность, жертвовал в фонд Make-A-Wish, фонд Элизабет Тейлор, в Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения, ЮНИСЕФ, в Комитет Красного Креста и в многие другие.
«Когда ты видишь то, что вижу я, путешествуя по миру, невозможно остаться равнодушным», — говорил Джексон.
Идея стала лейтмотивом хита Джексона Man In The Mirror, который достиг первого места в рейтинге Billboard Hot 100 весной 1988 года. Эта песня о прозрении. О том, что изменения не происходят сами по себе. Джексон призывает людей стать отзывчивыми, думать глобально, а не зацикливаться на себе, и начать что-то делать. «Кто я такой, чтобы игнорировать их нужды», — поёт Майкл.
Его выступление с этой песней в туре Bad было одновременно и кульминацией шоу, и напутственным посланием. «Изменись», — призывает он каждого человека в зале. В эпоху эгоизма, алчности и меркантильности, Man In The Mirror стал гимном совести и ответственности. Всю прибыль с продаж песни Майкл пожертвовал организации Camp Ronald McDonald for Good Times, которая поддерживала детей, страдающих от рака.
Более значимым жестом со стороны Джексона было не жертвование денег, а его времени. Почти в каждом городе, где проходило его шоу, он посещал приюты и больницы.
Перед поездкой в Вену, будучи в Риме, Майкл посетил Bambin Gesu Children’s Hospital, где раздавал подарки, автографы и фотографировался.
Прежде чем уехать, он пожертвовал более 100 тысяч долларов. Перед концертом в Лондоне на стадионе Уэмбли Джексон посетил Great Ormond Street Children’s Hospital, госпиталь, в который делал отчисления от своего произведения «Питер Пэн» известный драматург Джеймс Барри.
Джексон провел часы общаясь, обнимаясь и успокаивая детей в госпитале, многие из которых были неизлечимо больны. Как сообщил местный источник, поп-звезда «посадил детей на колени и рассказывал им истории», а также «раздал десятки подарков, альбомов, фото и футболок». Джексон пожертвовал госпиталю 100 тысяч фунтов. Кроме того, он пожертвовал определенную сумму в Wishing Well Fund для помощи госпиталю для больных детей, который он также посетил во время пребывания в Лондоне.
Во время тура, перед и после концертов, Джексон приглашал больных и малообеспеченных детей за кулисы.
Сет Риггз: «Каждый вечер детей приносили на носилках, они даже не могли поднять головы. Майклд опускался, чтобы быть на уровне их лица и сделать совместное фото, а затем отдавал его. Я не мог этого видеть. Я уходил в уборную и рыдал. Детям становилось лучше в его присутствии. Если эта встреча давала им заряд на ближайшие пару дней, Майкл был счастлив».
Где бы не проходило шоу, Джексон старался что-нибудь оставить после себя. В Детройте он пожертвовал 125 тысяч долларов музею Мотаун, в Нью-Йорке он перечислил 600 тысяч долларов в United Negro College Fund, в Японии — 20 тысяч долларов семье, где был убит маленький ребенок, а также многие тысячи госпиталям и школам.
Когда тур завершился, он продал на аукционе некоторые из личных вещей, все выруженные средства были перечислены в ЮНЕСКО.
И этого человека британские таблоиды называли wacko Jacko, про которого писали: «Он вернулся. Он плохой. Он ненормальный или как?»
Доброта и сострадание, исходившие от Джексона, не были прибыльной темой для прессы — даже если и попдались такие статьи, они были «похоронены» в новостях о пластических операциях или история о ручном шимпанзе.
Благотворительность Джексона началась еще до начала тура Bad. В 1984, после несчастного случая на съёмках рекламы «Пепси», Джексон основал ожоговый центр Michael Jackson Burn Center при Brotman Medical Center в Калвер-Сити.
Джексон говорил: «Я хотел что-нибудь сделать, меня тронули пациенты в центре, где я получал лечение». Джексон получил ожоги головы второй степени, несмотря на это, персонал госпиталя помнит, как он проводил много времени с другими пациентами, разговаривая и успокаивая их.
Джексон пожертвовал весь гонорар со съёмок рекламы, 1,5 млн. долларов, ожоговому центру. В тот же год Джексон перечислил всю прибыль с выступлений в рамках тура Victory на благотворительность, сумма составила 5 млн. долларов.

В 1985 году Джексон объединил музыкантов США для помощи Африке, процессом руководили актер и активист Гарри Белафонте и менеджер Кен Крэгер. Вдохновленный британской благотворительной акцией Band Aid, когда известнейшие музыканты Англии исполнили хит “Do They Know It’s Christmas?”, Белафонте планировал также собрать американских исполнителей для благого дела: собрать денег и привлечь внимание к проблемам в Эфиопии, где страдали от голода и нищеты маленькие дети.

Джексон хотел написать простую мелодию, чтобы любой человек, независимо от культуры и национальности, мог её напеть, даже если он не знает слов. Он вспоминал, как создавал We Are The World: заходил в тёмное помещение, кладовку или ванную, и пытался представить людей в Эфиопии: их жизни, страдания, характерные черты. Когда набросок был готов, Майкл показал его своей сестре Дженет. «Что ты представляешь, когла слушаешь это?», — спрашивал он сестру. «Умирающих детей в Африке», — ответила она. «Ты права, — сказал Майкл. — Так мне диктовала моя душа».
Джексон вместе с Ричи продолжали работу над песней еще долгие дни и недели. В начале января он отправил демо Куинси Джонсу. Куинси понравилось. Позже Джонс говорил, — «Великая песня — бессмертна. Говорю вам, куда бы вы не поехали, стоит напеть пару нот и все сразу поймут, что это за песня».

В The New York Times описали песню таким образом «это больше, чем просто бесподобное сотрудничество музыкальной элиты, это творческий триумф, который выходит за рамки».
Однако некоторые критики высмеяли благотворительную акцию и саму песню, уличив участников в лицемерии. Но ни Куинси Джонс, ни Гарри Белафонте излишней самоуверенностью не страдали.

Сингл We Are The World вышел в марте того же года, став самым быстропродаваемым синглом в истории, разойдясь почти миллионом копий за первые три дня. Песня стала лучшей по продажам в 80-х, во всем мире было продано более 20-ти миллионов копий.
Но самое главное, на вырученную сумму более 60-ти млн. долларов удалось собрать более 120 тонн материальной помощи для Эфиопии, а именно — белковое печенье, вода, лекарства, палатки и одежда. Оставшиеся средства пошли на финансирование ремонтных и строительных мероприятий.
Джексон был доволен результатами. Сама идея — накормить тысячи голодающих детей при помощи простой песни, будоражила его сознание.
Этот опыт ясно показал, что музыка имеет силу, может объединять людей, привлекает внимание и побуждает к действию.
Но Майкл также понимал, что этого недостаточно. Песня We Are The World не положила конец голоду и бедности, не решила острые социально-политические вопросы, не способствовала расстановке сил и не устранила коллективную коррупцию, что являлось причиной голода в Африке.
Критики быстро рассмотрели эти недостатки, обвинив Джексона в «самонадеянности» и «наивности». We Are The World и Man In The Mirror были названы незамысловатой сентиментальщиной.
Музыкальный критик Грейл Маркус описал песню как «пустой звон», а обозреватель New York Times описал послание в Man In The Mirror “протестом отшельника”. Видение Джексона стремилось к идеализму, успеху и решимости, критики спорили, а ситуация в мире не становилась лучше.
Критика преследовала Джексона в турах. Он считал, что критики ошибаются, не понимают, что музыка значит для людей. Что она значит для него. Изменения, как полагал Майкл, начинаются в умах и сердцах. Именно туда стремится искусство.

Выступая или помогая детям лично, Джексон никогда не терялся и не давал сомнениям одолеть его. Когда толпы на стадионах качались в такт, подхватывая Man In The Mirror, в эти моменты он чувствовал гармонию и был счастлив.
Он был в своей стихии. Но, по возвращении в номер отеля, вся боль и сомнения возвращались обратно.
Композитор Франсуа Глорье, который познакомился с Майклом в 1987 году и сделал несколько классических аранжировок к его песням, вспоминает: «Разрыв между королем поп-музыки и его личностью был колоссален. В СМИ его окрестили недоступным и странным парнем. Но я увидел его совсем иным: чрезмерно чувствительным, эмоциональным и даже скромным… В первый час нашего знакомства он попросил меня описать свое детство. Он ни разу не прервал меня и выслушал мою историю до конца, историю о том, как бомбы упали на мой дом и трое членов моей семьи погибли».
Глорье встречался с Джексоном еще два раза, в 1989 и в 1990. Он описывает эти встречи как «самые эмоциональные в моей карьере. Это удивительно, насколько похожи наши взгляды: страсть к музыки (безграничная), к миру и свободе, любовь к животным и природе и, последнее, но не менее важное — забота о людях».
Публицист и автор Ховард Блум, который работал с легендарными артистами, такими как Принс и Билли Джоэл, описывает Джексона как «самого удивительного человека, которого я встречал в своей жизни. Да что там говорить… Он был удивительным и внушал благоговейный трепет, я не испытывал такого никогда в жизни. Когда обсуждаешь какой-либо сложный вопрос, например, отмену тура, казалось, будто его грудь раскрывается, как золотые ворота, и ты видишь десять тысяч фанатов внутри него. Его работой было поддерживать этих людей. Он считал, что Господь послал ему этот дар».

Лидер движения «Новый век» Дипак Чопра, с которым Джексон сотрудничал во время написания книги Dancing The Dream, также был под впечатлением от Джексона: «Когда мы впервые встретились где-то в 1988 году, я был поражен тем, как в нем уживались харизма и ранимость. Его могли окружать толпы в аэропорту, он мог давать трехчасовое шоу, а после всего этого сидеть в гримерке, как, например, в Бухаресте, потягивать воду, при этом пробегая глазами строки из суфийской поэзии, после чего переключился на медитацию».
Люди ощущали его чувствительность с момента, когда он был еще малышом. Смоки Робинсон говорил о душе старика в юном теле: «Его душа заключала в себе множество других душ. Это была не просто душа, это была душа, познавшая историю человечества ». Это было одно из тех качеств, которые сделали из него захватывающего артиста, даже когда он был ребенком. Несмотря на всю радость и жизнелюбие, исходившие от него, присутствовала некая печаль и вселенская скорбь.

Уже в подростковом возрасте Джексон начал проявлять социальную позицию и стремление к помощи людям. В интервью Blues & Soul 1979 года он сказал: «Политики не могут спасти мир, поэтому люди из мира музыки могут хотя бы попытаться. Я никогда не писал музыку, чтобы просто продать и нажиться на этом. Мне это не подходит. Должно быть что-то еще».
Темы братской любви, принятия и социального изменения были отражены в самой ранней его работе, которую он полностью написал сам. Пожалуй, первой пробой пера на эту тему стали песня и видео к ней Can You Feel It. Написанная в соавторстве со старшим братом Майкла Джеки, песня содержала посыл к объединению рас («наша кровь едина») и мировой гармонии («передай послание солдатам, которые убивают своих братьев, когда нет места смерти»).
Это было звуковое выражение символа, изображающего павлина, и который появлялся на предыдущем альбоме группы.
Майкл объяснял это так: «На протяжении долгого времени павлином восхищались, он олицетворял красоту. Павлин — единственная птица, объединяющая все цвета, он переливается всеми цветами толкьо когда влюблён. Так же и мы — пытаемся объединить все расы через музыку».

В дополнение к множеству благотворительных организаций, которые поддерживал Майкл, его небезразличие к мировым проблемам привело к основанию фонда Heal The World в 1992 году, название которого было отсылкой к одноименной песне с альбома Dangerous.
Джексон описывал это трек как «просветительский», направленный на привлечение внимания к гуманитарным проблемам и сбор денег для благих целей.
Фонд Heal The World планировался более масштабным, чем USA for Africa, с целью борьбы с бедностью, получения образования, борьбы с болезнями (включая СПИД), борьбы с последствиями войн, геноцида и природных катастроф.
Фонд работал в довольно активном режиме первые несколько лет, оказывая помощь молодым людям в гетто, дестким больницам, беженцам и многим другим.
«Единственная причина, по которой я езжу в туры — сбор средств для Heal The World, — говорил Джексон на пресс-конференции, — Моя цель — собрать 100 млн. долларов к Рождеству 1993. Я призываю каждую организацию и каждого человека, кого заботит состояние планеты и будущее детей, помочь собрать средства для Heal The World”.
В 1993 издание The Los Angeles Times сообщило, что Джексон пожертвовал 1,25 млн. детям из гетто Лос-Анджелеса, многие из которых пострадали из-за волнений, связанных с приговором Родни Кингу.
Джексон сделал Heal The World центральной темой на легендарном шоу Super Bowl Halftime, превратив циничное шоу в фестиваль безграничной любви.
«Сегодня во всем мире мы объеденены одной целью, — говорил Джексон все присутвующим (и миллионам телезрителей), — превратить планету в место, где есть радость, понимание и добро. Никто не должен страдать, особенно наши дети. В этот раз у нас должно получиться».

Джексон пожертвовал свой гонорар за выступление, 1млн. долларов, в свой фонд.
Однако еще до созревания идеи о Heal The World, существовала идея о Earth Song.
Конец 80-х оказался поворотным моментом не только для социального и политического просвещения Джексона, но и всего окружающего мира в целом.
Новости в тот год походили на выдержки из библейских текстов: жара и засуха, обширные лесные пожары и землетрясения, геноцид и голод.
Жестокость в Палестине нарастала, как и вырубка деревьев в лесах Амазонки, а также мусор, нефть и нечистоты у её берегов. Кроме того, появлялись сообщения о грядущем глобальном потеплении. В колонке Time’s Person of the Year 1988 было опубликована статья о «погибающей земле»: «В этом году Земля предупредила нас также, как Бог предупреждал Ноя о потопе».
До многих начало доходить, что мы собственноручно разрушаем нашу планету. Для некоторых людей привычно смотреть новости, не обращая особого внимания. Они становятся безразличны к ужасающим картинам и историям на экране. Некоторые из этих историй доводили Джексона до слёз.
Он пропускал их через себя и чувствовал физическую боль в ответ.
Когда люди насмехались над его чувствительностью или советовали наслаждаться своим положением, он приходил в ярость.
Он был солидарен с поэтом Джоном Донном, которому принадлежит цитата — «один в поле не воин». Однако для Джексона она имела более широкое значение, а именно относилась к природе, животным, людям по всему миру, культурам и расам, особенно к детям — вся планета связана между собой, самоценна.
«Обычный человек, — объяснял Джексон, — считает, что «чужие» проблемы решат за него. Может решат, а может и нет… Я так не считаю — проблемы не могут быть «чужими», правда. Я чувствую их. Ребенок, плачущий в Эфиопии, чайка, попавшая в нефтяное пятно… молодой солдат, пребывающий в ужасе, слыша над собой самолеты. Все проходит через меня, даже если я просто слышу об этом».
Один раз во время репетиции в танц. зале Джексон остановился, потому что перед этим он увидел дельфина, запутавшегося в сетях, это опустошило его: «Его тело было переплетено сетью, можно увидеть, в какой агонии он пребывал».
Когда Джексон выступал, он ощущал бешеные эмоции. Через танец и пение он старался передать их значение. Это было освобождение. На короткое время он забирал своих зрителей в мир гармонии и экстаза. «Нет большего наслаждения. Ты становишься единым целым с музыкой и своим залом… Ты видишь все в другом свете и понимаешь, в каком направлении идти… Чувствуешь изменения внутри».
Но ему неизбежно приходится прерывать это состояние. Музыка останавливается, свет приглушается, толпа расходится. А он сам едет в очередной отель в другом городе.

Обычно, после принятия душа, он садился читать. Иногда рисовал или смотрел фильм. Ночью, после концерта, тысячи поклонников собрались около отеля, скандируя его имя. Джексон, наконец-то, появился в одном из окон, одетый в серо-голубую полосатую пижаму и красные фланелевые штаны. Он помахал обезумевшей толпе, а затем убежал в ванную, подписал несколько фото и выбросил их в окно.
Сколько бы он не оставался в городе, его номер в отеле был одновременно и приютом, и тюремной камерой. Горничные в отеле Вены вспоминают, что он был слишком «закрыт». Когда они заходили в номер для уборки или просто приносили еду, он уходил в другую комнату. Он был величайшей звездой на планете, но также нуждался в личном пространстве.
Во время этого визита в Вену, его посетила муза. «Песня просто упала мне наколени», — вспоминает Джексон. Песня Земли. Её песня, её голос. Плач и мольба.
Первое, что пришло Джексону, был припев — бессловесный плач. Он схватил диктофон, нажал «Запись» — Aaaaaaaaah Oooooooooh.
Звук был простой, но прекрасный. «Это оно!», подумал Джексон. Затем он поработал над вступлением и куплетами. Он держал все это у себя в голове. Никто не мог видеть того, что видел он. Хотя и пытались.
По мнению Майкла, это была самая важная песня из всех, что он написал…